Ракеты иногда падают. Такое с ними случается время от времени. Space is hard, как говорят американцы или shit happens… Космонавтика сложное дело, и самое обидное, что десятки ракет улетающие в космос не привлекают столько внимания, как те единицы, которые не долетели. Тогда приходит пора общественного порицания ракетчиков, оргвыводов и аварийных комиссий. Однако аварийность не какая-то стихийная сила, с которой можно лишь смириться. Тщательный анализ показывает, что аварийность если не преодолима полностью, то вполне контролируема в каких-то пределах, и в том числе в России.
Пятнадцать лет российская космонавтика не отмечала безаварийного года. В позапрошлом году почти получилось, путем сокращения в полтора раза количества пусков, но декабрьский полет “Прогресса МС-04” снова всё испортил. В прошлом году даже до декабря не дотянули — “Метеор-М 2-1” ушел в океан 28 ноября. Теперь вот «Союз МС-10».
Обычно в таких случаях представители ракетно-космической отрасли обращают внимания на мировую статистику. Действительно, в среднем, примерно каждая двадцатая ракета в мире падает, а Россия долгое время лидировала по ежегодному количеству пусков, и тут усредненные 5% показывают, что у нас всё как у всех, и волноваться не стоит.
Грубое приближение, кажется верным, ведь и у американцев ракеты взрываются красивыми огненными шарами, и китайские спутники не долетают до орбиты, и индийские. Всё же российские 5,4% за 17 лет, имеют заметное отличие с другими космическими державами. У США за тот же срок аварийность достигла 3,4% Китай за тот же период набрал 3,9% аварийной статистики. Правда заметную часть аварийности США и Китая составляют летные испытания новых ракет, в России же, по большей части недолетают серийные, проверенные годами.
Европейский оператор Arianspace совершает пуски с космодрома Куру во Французской Гвиане примерно в четыре раза реже чем Россия. При этом имеет практически нулевую аварийность своих ракет на протяжении полутора десятков лет (в 2014-м был сбой да и тот на российском “Союзе” с разгонным блоком “Фрегат», только в 2018-м Ariane 5 промахнулся на несколько градусов, но сейчас спутник на орбите). Индийские ракеты серии PSLV после аварийного периода летных испытаний еще в прошлом веке, держались без аварий весь XXI век на протяжении 38 пусков, хотя в прошлом году и у них случился промах. Японская основная ракета H-IIA точно также имеет один провал на 36 пусков.
В результате получается, что “средняя по миру” аварийность достигает 5% во многом “благодаря” российскому вкладу, и попыткам новичков вроде Ирана, Бразилии и обеих Корей. Если же учитывать все орбитальные пуски опытных космических держав мира без России, даже с учетом испытательных ракет, то аварийность составит 3,7%.
Аварийность ракет в мире
Тут можно было бы остановиться и сделать глубокомысленное заключение о национальной культуре труда и “системном кризисе отрасли». Но всё не так очевидно. Например, российская аварийность первого десятилетия XXI века ниже чем второго. 4,9% против 6,19%. Значит что-то изменилось. Обычно в оправдание заводского брака называют низкие зарплаты рабочих, но вначале 2000-х положение российской космонавтики было еще более бедственным, а ракеты получались надежнее.
Серьезный провал у нашей космонавтики был в 2011 году, когда из 32 пусков было 4 аварии. Тогда представители Роскосмоса, отчитываясь за провал пуска автоматической межпланетной станции “Фобос-Грунт”, оправдывалисьсокращением штата военной приемки, и череда ракетных аварий как бы подтверждала их слова.
Институт военных представителей перешел в российскую космонавтику из советской. В СССР весь космос был военным вне зависимости от целей запуска. До сих пор на российских космических предприятиях сотрудников военной приемки называют “представитель заказчика” независимо от того гражданский аппарат готовится к пуску или военный. Однако, если взглянуть на статистику аварий в военных запусках, то видно, что и там заметен негативный рост. 6,6% в 2000-2009-е годы выросли до 10,5% после 2010-го. Выходит и военная приемка не панацея.
Фееричная, в прямом смысле, авария “Протона” увиденная всей страной в прямом эфире центрального телеканала в 2013 году дала старт реформе российской космической отрасли.
За основу предлагался американский опыт, где четко отделен заказчик — NASA, от исполнителей — акционерных и частных аэрокосмических корпораций. Но в России практически все космические предприятия — государственные, де-юре или де-факто. Ни о какой приватизации не шло и речи, такое и никто не предлагал. Поэтому решили от Федерального космического агентства Роскосмос отделить Объединенную ракетно-космическую корпорацию, в которую перевести всю космическую промышленность Роскосмоса, предварительно акционировав ее.
Сработала бы такая калька или нет сегодня уже не скажешь. От идеи разделения отрасли на заказчика и исполнителя отказались когда в 2015 г. Роскосмос возглавил бывший гендиректор “АвтоВАЗа” Игорь Комаров. Он хорошо себя зарекомендовал в руководстве проблемным автопроизводителем, поэтому ему была отведена роль “пожарника” в спасении отрасли, которая имела схожие проблемы. Работа нового руководства была направлена на решение текущих запущенных проблем: утверждение Федеральной космической программы на 2015-2025 годы, преобразование Федерального космического агентства в Госкорпорацию, оптимизацию расходов, повышение производительности труда, и, в том числе, борьбу с аварийностью.
Частично возложенные задачи были решены: ФКП 2015-2025 утверждена, Госкорпорация создана, предприятия акционированы, на решение текущих финансовых проблем привлечены дополнительные средства федеральных банков. По отрасли прошла волна антикоррупционных расследований. Даже на предприятиях зарплаты подросли, хотя, подчас, ценой сокращения коллектива. Однако качество продукции на новый уровень вывести так и не удалось. Громкие разбирательства, уголовные дела, показательные увольнения директоров предприятий, консолидация промышленности в холдинги, “внедрение новой системы контроля качества”, видеокамеры на рабочих местах, зримого эффекта не дали. Более того, падать начали не только и без того проблемные “Протоны”, но и отработанные в десятках пусков “Союзы” и самые надежные российские разгонные блоки “Фрегат”.
Количество российских пусков по назначению
Тем не менее, чувству обреченности есть, что противопоставить. За 2000-2010 годы не было ни одного проблемного запуска в пилотируемой космонавтике, куда входят и элементы станции и грузовое снабжение. 64 ракеты: модули Международной космической станции, пилотируемые и грузовые космические корабли… Не было ни единого разрыва! Значит можем, и не хуже Европы с Японией. Правда черный 2011-й год и сюда принес первые потери. А за второе десятилетие XXI века потеряли три грузовых космических корабля снабжения МКС, и один пилотируемый. Даже тут аварийность с нуля выросла до 5%
Кажется, что негативный тренд очевиден, “системный кризис отрасли” не преодолен, и просвета впереди не видно. Но это не так. Есть и обратная статистика. Пуски, совершенные Роскосмосом по коммерческим программам для иностранных заказчиков, снизили аварийность. 6,4% в первое десятилетие этого века, до 3,2% во второе. В то же время аварийность пусков по государственным (военные, гражданские, пилотируемые) показывает рост с 4% в 2000-09 годы, до 7,4% в 2010-17 годы. Что это, заговор, саботаж, диверсия? Нет. Входной контроль.
Коммерческие заказчики намного больше заинтересованы в успешности пуска, чем государственные. От любой аварии, бизнес несет прямые и косвенные убытки, которые не компенсируются полностью страховкой. Деньги за упавший спутник можно вернуть, а кто вернет годы на его производство и выпуск следующего аналога? Кредиторы ждать не будут, упущенную выгоду страховые выплаты не покроют, конкуренты займут освободившуюся нишу. Поэтому перед стартом ракета проходит жесткий дополнительный контроль, и не на соответствие ГОСТу, а на реальную готовность выполнить задачу. “Фобос-Грунт”, напомню, по ГОСТам проходил.
В реформе российской космической отрасли отказались от разделения заказчика и исполнителя, и вернулись к прежней практике, когда заказчик Роскосмос, и исполнитель Роскосмос. В такой ситуации как ни повышай строгость контроля, а в случае провала отвечать не перед кем. Сам себя всегда простишь. Новый “Метеор” или «Союз» через 3 года сделают. Кому-то выговор выпишут, кого-то уволят, но никакой упущенной выгоды нет, наоборот изготовителю спутника или корабля придет новый заказ. А что ракета упала, так ведь Space is hard, даже наши американские партнеры понимают.
Правда есть и другое возможное объяснение — психология. Работа по пилотируемой программе имеет очевидно более высокую ответственность чем запуск спутников, потому и надежность выше. Предыдущая авария на пилотируемых пусках была в 1983 году, а до того — в 1975-м. Точно так же иное отношение к ракетам по коммерческим заказам — это живые деньги, премии, иностранные командировки.
Как бы то ни было, реальная практика показывает решение проблемы. Только вопреки американскому принципу “государство — заказчик, бизнес — исполнитель”, в России эффективна обратная схема: “бизнес — заказчик, госпредприятие — исполнитель”. Возможно именно тут решение не только проблемы аварийности, но и проблемы низкой экономической эффективности российской космической отрасли, и медленного прогресса космической техники.
Государственный российский космос так и не научился зарабатывать на своем научно-техническом потенциале, который, во многом, достался в наследство от СССР. Положительные примеры удачных продаж есть: двигатели РД-180 и РД-181, коммерческие контракты на “Протоны” и “Союзы”, доставка иностранных экипажей на МКС, но доходы в редкие годы превышают 10% от бюджетных затрат. Только теперь зарубежный спрос стремительно падает, стараниями конкурентов, поэтому единственный путь — развивать спрос внутренний.
В России уже есть пример успешной коммерческой деятельности в космосе, с опорой на отечественный промышленный потенциал — “Газпром космические системы” (ранее “Газком”). Предприятие в 1992 году основали выходцы с РКК “Энергия”, которая исторически специализируется на пилотируемой космонавтике, но занимается и спутниками. Основатели космического “Газкома” решили выходить на сложный, но емкий рынок телекоммуникации. РАО “Газпром” поддержал инициаторов, но не деньгами, а гарантиями, под которые удалось взять банковские кредиты, построить на них спутники на российских госпредприятиях, запустить на российских ракетах, и начать коммерческую деятельность. Причем спутники заказывались по самому современному слову техники.
Сейчас на подходе второй коммерческий заказчик, который готов вступить в конкурентную борьбу на международном рынке ракетных запусков. Компания “S7 космические транспортные системы” рассматривает возможности создания новой конкурентоспособной ракеты “Союз-5SL», и готова в нее инвестировать свои средства.
Пока нет российской ракеты, предполагается запускать с морской платформы Sea Launch ракету “Зенит”, собираемую из украинских и российских комплектующих. Правда прежний “Зенит” не мог похвастаться высокой надежностью, даже по коммерческим заказам.
Роскосмос понимает выгоду работы по коммерческим заказам. Дело тут не столько в росте надежности пусков, сколько в дополнительной загрузке промышленных мощностей, которые госзаказ не может нагрузить работой в полной мере. Призывы бизнесу вступать в частно-государственное партнерство звучат регулярно. В феврале 2017 года руководство Роскосмоса встречалось с представителями крупного российского бизнеса, с предложениями сотрудничества и демонстрировало готовность работать по заказам, но спустя почти два года не видно, что встреча принесла какие-то результаты.
Решить проблему недостаточной загрузки мощностей сам Роскосмос не в состоянии. Попытки выбить деньги из бюджета под суперпроекты вроде лунной программы или низкоорбитальной группировки на сотни спутников пока к успеху не привели.
Чтобы избавить Роскосмос от нерентабельных или дублирующих направлений можно было бы рассмотреть возможность приватизации. Но такие варианты исключаются из-за оборонной значимости предприятий. Однако путь выхода, указан реальным опытом “Газпром космических систем», и статистикой аварий на иностранных пусках.
Предположим, найдется другая российская компания, обладающая достаточными компетенциями и амбициями, готовая к выходу на мировой космический рынок с опорой на потенциал российской космонавтики. Чтобы выйти на мировой уровень потребуются серьезные средства, в зависимости от сегмента это могут быть от $100 млн, до $1 млрд в течение 3-5 лет для создания минимально жизнеспособного продукта. Эти деньги можно было бы выделить в кредит от государственного банка или коммерческого банка под государственные гарантии, при обязательном условии со стороны компании, что техника будет создаваться на российских космических предприятиях, без указания конкретного исполнителя.
С позиции государства, это будет формой государственной поддержки своих же государственных предприятий. Коммерческий интерес компании должен обеспечить высокую эффективность расходования кредитных средств, что чисто психологически недоступно «эффективным менеджерам» внутри государственной отрасли. Российская космонавтика получит нового требовательного заказчика, который сделает всё возможное для повышения качества продукции, способствует здоровой внутренней конкуренции, будет стимулировать модернизацию производства, и внедрение новых технологий, т.е. станет фактором развития и повышения экономической эффективности отечественной космонавтики. Если создать несколько таких независимых коммерческих аэрокосмических компаний, они смогут вдохнуть новую жизнь в российскую космонавтику, занять доли мирового космического рынка, и реализовать экспортный потенциал российской высокотехнологичной продукции.
